Неточные совпадения
— Разве? — шутливо и громко спросил Спивак, настраивая балалайку. Самгин заметил, что солдаты смотрят на него недружелюбно, как на человека, который мешает. И особенно пристально смотрели двое: коренастый, толстогубый, большеглазый солдат с подстриженными
усами рыжего цвета, а рядом с ним прищурился и закусил губу человек в синей блузе с лицом еврейского типа. Коснувшись пальцем фуражки, Самгин пошел прочь, его проводил возглас...
Самгин не заметил, откуда явился офицер в пальто оловянного цвета,
рыжий, с толстыми
усами, он точно из стены вылез сзади Самгина и встал почти рядом с ним, сказав не очень сильным голосом...
— Ты их, Гашка, прутом, прутом, — советовала она, мотая тяжелой головой. В сизых, незрячих глазах ее солнце отражалось, точно в осколках пивной бутылки. Из двери школы вышел урядник, отирая ладонью седоватые
усы и аккуратно подстриженную бороду, зорким взглядом
рыжих глаз осмотрел дачников, увидав Туробоева, быстро поднял руку к новенькой фуражке и строго приказал кому-то за спиною его...
Он очень торопился, Дронов, и был мало похож на того человека, каким знал его Самгин. Он, видимо, что-то утратил, что-то приобрел, а в общем — выиграл. Более сытым и спокойнее стало его плоское, широконосое лицо, не так заметно выдавались скулы, не так раздерганно бегали
рыжие глаза, только золотые зубы блестели еще более ярко. Он сбрил
усы. Говорил он более торопливо, чем раньше, но не так нагло. Как прежде, он отказался от кофе и попросил белого вина.
Тесной группой шли политические, человек двадцать, двое — в очках, один —
рыжий, небритый, другой — седой, похожий на икону Николая Мирликийского, сзади их покачивался пожилой человек с длинными
усами и красным носом; посмеиваясь, он что-то говорил курчавому парню, который шел рядом с ним, говорил и показывал пальцем на окна сонных домов.
Разгорался спор, как и ожидал Самгин. Экипажей и красивых женщин становилось как будто все больше. Обогнала пара крупных,
рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две женщины, против них тучный, лысый человек с седыми
усами; приподняв над головою цилиндр, он говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал красные щеки, смешно двигал
усами, ему аплодировали. Подул ветер и, смешав говор, смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
Редкие светло-рыжие волосы на голове висели в беспорядке; на бороде и
усах почти совсем волос не было.
Следом за мальчиком выбежало еще шесть человек: две женщины в фартуках; старый толстый лакей во фраке, без
усов и без бороды, но с длинными седыми бакенбардами; сухопарая,
рыжая, красноносая девица в синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень красивая дама в кружевном голубом капоте и, наконец, толстый лысый господин в чесунчевой паре и в золотых очках.
И тут только заметил он, что прежние золотистые усики на верхней губе Бутынского обратились в
рыжие, большие, толстые фельдфебельские
усы, закрученные вверх.
Вторую роту звали зверями. В нее как будто специально поступали юноши крепко и широко сложенные, также
рыжие и с некоторою корявостью. Большинство носило усики,
усы и даже усищи. Была и молодежь с короткими бородами (времена были Александра Третьего).
После обеда, когда в гостиной обносили кофе, князь особенно ласков был со всеми и, подойдя к генералу с
рыжими щетинистыми
усами, старался показать ему, что он не заметил его неловкости.
— А вы, генерал, встречали этого Хаджи-Мурата? — спросила княгиня у своего соседа,
рыжего генерала с щетинистыми
усами, когда князь перестал говорить.
Один только
рыжий генерал с щетинистыми
усами ничего не замечал и, увлеченный своим рассказом, спокойно ответил...
Чеченцы,
рыжие, с стриженными
усами, лежали убитые и изрубленные.
Рыжий был, весь
рыжий — и
усы, и кудри!
Мочального цвета бороденка,
рыжие щетинистые
усы и прилипшие к широкому лбу русые волосы дополняли портрет старателя Маркушки.
Дверь мне отпер старый-престарый, с облезлыми
рыжими волосами и такими же
усами отставной солдат, сторож Григорьич, который, увидя меня в бурке, черкеске и папахе, вытянулся по-военному и провел в кабинет, где Далматов — он жил в это время один — пил чай и разбирался в бумагах.
Всех их здесь пять человек. Только один благородного звания, остальные же все мещане. Первый от двери, высокий худощавый мещанин с
рыжими блестящими
усами и с заплаканными глазами, сидит, подперев голову, и глядит в одну точку. День и ночь он грустит, покачивая головой, вздыхая и горько улыбаясь; в разговорах он редко принимает участие и на вопросы обыкновенно не отвечает. Ест и пьет он машинально, когда дают. Судя по мучительному, бьющему кашлю, худобе и румянцу на щеках, у него начинается чахотка.
— Они — льстивы, — заявила дама, а
рыжий Иван спрятал часы и, закручивая
усы обеими руками, пренебрежительно проговорил...
И, не продолжая, снова внимательно склонял голову к
усам рыжего.
Рыжий, свирепо закручивая
усы, не ответил.
Шутя и смеясь, они быстро накрыли стол для кофе и убежали, а на смену, гуськом, один за другим из кают медленно вылезли пассажиры: толстяк, с маленькой головой и оплывшим лицом, краснощекий, но грустный и устало распустивший пухлые малиновые губы; человек в серых бакенбардах, высокий, весь какой-то выглаженный, с незаметными глазами и маленьким носом-пуговкой на желтом плоском лице; за ними, споткнувшись о медь порога, выпрыгнул
рыжий круглый мужчина с брюшком, воинственно закрученными
усами, в костюме альпиниста и в шляпе с зеленым пером.
Двое присяжных — Додонов и его сосед,
рыжий, бритый человек, — наклонив друг к другу головы, беззвучно шевелили губами, а глаза их, рассматривая девушку, улыбались. Петруха Филимонов подался всем телом вперёд, лицо у него ещё более покраснело,
усы шевелились. Ещё некоторые из присяжных смотрели на Веру, и все — с особенным вниманием, — оно было понятно Лунёву и противно ему.
На другой же день по приезде в Петербург я отправился к Орлову. Отворил мне толстый старик с
рыжими бакенами и без
усов, по-видимому немец. Поля, убиравшая в гостиной, не узнала меня, но зато Орлов узнал тотчас же.
Любовь на секунду остановилась в дверях, красиво прищурив глаза и гордо сжав губы. Смолин встал со стула, шагнул навстречу ей и почтительно поклонился. Ей понравился поклон, понравился и сюртук, красиво сидевший на гибком теле Смолина… Он мало изменился — такой же
рыжий, гладко остриженный, весь в веснушках; только
усы выросли у него длинные и пышные да глаза стали как будто больше.
Все служащие, молодые и старые, имели нечто общее — одинаково измятые, потёртые, все они легко и быстро раздражались, кричали, оскалив зубы, размахивая руками. Было много пожилых и лысых, несколько
рыжих и двое седых: один — длинноволосый, высокий, с большими
усами, похожий на священника, которому обрили бороду, другой — краснолицый, с огромною бородою и голым черепом.
День этот был странно длинён. Над крышами домов и площадью неподвижно висела серая туча, усталый день точно запутался в её сырой массе и тоже остановился. К вечеру в лавку пришли покупатели, один — сутулый, худой, с красивыми, полуседыми
усами, другой — рыжебородый, в очках. Оба они долго и внимательно рылись в книгах, худой всё время тихонько свистел, и
усы у него шевелились, а
рыжий говорил с хозяином. Евсей укладывал отобранные книги в ряд, корешками вверх, и прислушивался к словам старика Распопова.
С нею в домике жил ее приемыш Прокофий, мясник, громадный, неуклюжий малый лет тридцати,
рыжий, с жесткими
усами. Встречаясь со мною в сенях, он молча и почтительно уступал мне дорогу, и если был пьян, то всей пятерней делал мне под козырек. По вечерам он ужинал, и сквозь дощатую перегородку мне слышно было, как он крякал и вздыхал, выпивая рюмку за рюмкой.
— Передержал тесто! — кричал он, оттопыривая свои
рыжие длинные
усы, шлепая губами, толстыми и всегда почему-то мокрыми. — Корка сгорела! Хлеб сырой! Ах ты, черт тебя возьми, косоглазая кикимора! Да разве я для этой работы родился на свет? Будь ты анафема с твоей работой, я — музыкант! Понял? Я — бывало, альт запьет — на альте играю; гобой под арестом — в гобой дую; корнет-а-пистон хворает — кто его может заменить? Я! Тим-тар-рам-да-дди! А ты — м-мужик, кацап! Давай расчет.
Бурмистров сидит, обняв колена руками, и, закрыв глаза, слушает шум города. Его писаное лицо хмуро, брови сдвинуты, и крылья прямого крупного носа тихонько вздрагивают. Волосы на голове у него рыжеватые, кудрявые, а брови — темные; из-под
рыжих душистых
усов красиво смотрят полные малиновые губы. Рубаха на груди расстегнута, видна белая кожа, поросшая золотистою шерстью; крепкое, стройное и гибкое тело его напоминает какого-то мягкого, ленивого зверя.
Его большое, изрытое оспой лицо, с крутыми
рыжими солдатскими
усами, было неподвижно и казалось скучающим.
— Умею… — кивнул босяк
рыжей головой и, вытерев ладонью мокрые
усы, заговорил поучительно: — Умею, брат! Я все делаю скоро и прямо. Без изворотов — валяй прямо и все! А куда попадешь — это все равно! С земли, кроме как в землю, никуда не соскочишь…
Кузьма пошевелил
усами, запустил одну руку в свои
рыжие волосы, другую сунул в карман шаровар и, переступив с ноги на ногу, вдруг широко улыбнулся.
Шаблова. Да какого ты ни избери, какой бы он шерсти ни был, хоть и в колоде такой не найдешь, я для тебя все-таки гадать буду.
Рыжему червонному королю черные
усы выведу и загадаю.
Это был молодой белокурый почтальон в истасканном форменном сюртучишке и в
рыжих грязных сапогах. Согревши себя ходьбой, он сел за стол, протянул грязные ноги к мешкам и подпер кулаком голову. Его бледное с красными пятнами лицо носило еще следы только что пережитых боли и страха. Искривленное злобой, со свежими следами недавних физических и нравственных страданий, с тающим снегом на бровях,
усах и круглой бородке, оно было красиво.
В полумраке Катя видела серьезные глаза под высоким и очень крутым лбом, поблескивала золотая оправа очков, седоватые
усы были в середине желто-рыжие от табачного дыма. Обычного вида интеллигент, только держался он странно прямо, совсем не сутулясь.
Офицер в гусарской фуражке, с
рыжими, подстриженными снизу
усами, ответил...
Начальник обоза, флегматический капитан с
рыжими, отвисшими
усами, был здесь. Он с равнодушным любопытством следил за стариком, на вопросы переводчика удивленно пожимал плечами и говорил, что каоляна никто не брал.
— Я всё знаю! Меня нельзя обмануть! Я собственными глазами видел
рыжего скотину с длинными
усами!
Но — бедный немец! — пока на его спичке разгоралась синим огоньком сера, он увидел такую картину. На кровати, что ближе к стене, спала женщина, укрытая с головою, так что видны были одни только голые пятки; на другой кровати лежал громадный мужчина с большой
рыжей головой и с длинными
усами…
Скорее деньги Иоганна фон Ферзена, чем еще только расцветшая красота его дочери Эммы за несколько лет до того времени, к которому относится наш рассказ, сильно затронули сердце соседа и приятеля ее отца, рыцаря Эдуарда фон Доннершварца, владельца замка Вальден, человека хотя и молодого еще, но с отталкивающими чертами опухшего от пьянства лица и торчащими в разные стороны
рыжими щетинистыми
усами.
Скорее деньги Иоганна фон-Ферзен, чем еще только расцветшая красота его дочери Эммы за несколько лет до того времени, к которому относится наш рассказ, сильно затронули сердце соседа и приятеля ее отца, рыцаря Эдуарда фон-Доннершварца, владельца замка Вальден, человека хотя и молодого еще, но с отталкивающими чертами опухшего от пьянства лица и торчащими в разные стороны
рыжими щетинистыми
усами.
Егор Егорович Деметр казался перед ними франтом и барином — это был тип завсегдатая бильярдной Доминика, — высокого роста, с нахальной физиономией, с приподнятыми вверх
рыжими, щетинистыми
усами, с жидкой растительностью на голове и начавшим уже сильно краснеть носом. На вид ему было лет за тридцать. Одет он был в сильно потертую пиджачную пару, с георгиевской ленточкой в петличке.